О своем видении решения этой ситуации и последних шагов правительства на финансово-экономическом фронте в интервью inbusiness.kz рассказал финансист Расул Рысмамбетов.
— Расул Ибрагимович, как вы считаете, какие у правительства были варианты с проблемой вывоза ГСМ из страны, кроме повышения цен? Решит ли повышение цен проблему «серого» экспорта?
— В прошлом году, когда начались январские протесты, связанные с повышением цен на газ, было понятно, что часть социального газа вывозят контрабандой в Россию. Я думаю, альтернативой повышению цен могло бы стать закрытие границы для вывоза топлива. Когда правительство рассказывает, что бензовозами вывозят, то есть оно знает, что топливо контрабандой возят, однако ничего не предпринимает по этому поводу — это выглядит немного странно.
В данном случае я так понимаю, что не смогли поставить заслон и ничего не придумали лучше, чем повысить цену. Теперь за это неумение или невозможность перекрытия расплачиваются казахстанцы. И гражданам обойдется гораздо дороже, чем если бы правительство выделило средства на правильный таможенный мониторинг. Из официального описания ситуации создается ощущение, что власть вывозимое топливо провожает взглядом, но ничего по этому поводу не делает.
Отсюда, с уровня рядового казахстанца, есть мнение, что были и другие пути решения вопроса, например, перекрыть границы, немного повысить цены, на 5-10%. И сделать в совокупности. Обычно редко какая-то проблема решается только одной хирургической мерой — отрубить и всё, повысить и всё. Должны быть еще варианты. На то оно и правительство, куда берут в общем-то умных людей, которые должны предлагать различные варианты решений.
Но базовой мерой, конечно же, должен был стать аудит пути прохождения сырья – от скважины до потребителя – сразу после январских событий. Неужели правительству не интересно, откуда берется стоимость топлива? Упражнение несложное, но очень полезное. Сколько стоит добыча сырья, кто бурит и за какие деньги, кто транспортирует и за какие деньги, как перерабатывают сырье, какие технологические потери на НПЗ, продает ли потом завод ГСМ напрямую на заправки или поставляет через цепочку посредников?
И вишенка на этом нефтяном торте – кто, на каких условиях финансирует эту цепочку. На каждом этапе могут быть потенциальные нарушения, вывод средств и коррупция. Просто пройти за одним баррелем нефти и увидеть, сколько реально стоит топливо.
— Перейдем к другим вопросам, которые сейчас активно обсуждаются. Один из них – это вопрос иска от правительства Казахстана месторождениям Кашаган и Карачаганак. О каких суммах может идти речь в случае выигрыша этого дела? Как в дальнейшем данный прецедент может повлиять на привлечение инвесторов?
— Я думаю, идет два вида торга: первый — за увеличение доли Казахстана в добываемой нефти. То есть инвесторы должны отдать нефтью или деньгами. Сразу скажу, что с 1997 года на Карачаганаке созданы буквально прекрасные условия для инвесторов, и поэтому, наверное, им придется рассказывать, почему так было. Там ведь основания для иска, если судить по публикациям СМИ, это нарушение тендерных процедур и так далее. Поэтому данная мера правительства с юридической точки зрения правильно упакована.
Так что это не экспроприация, не попытка отобрать незаконно – это предложение пересмотреть не сам контракт, а то, что тот же контракт, который инвестор подписывал, он же сам и нарушает. Я думаю, будут определенные вычеты, но как минимум правительство может рассчитывать на 15-20% от заявленной суммы. Чтобы дать точную оценку, надо смотреть Соглашение о разделе продукции, которое является секретным.
— Если правительство пойдет по второму пути: взять не деньгами, а долей, какая она может быть, предположительно?
— Это довольно-таки длинный путь. Сначала должен быть арбитраж, оценивается размер ущерба. Если арбитраж будет в пользу казахстанского правительства, после этого оценивается доля. Каждое из этих предприятий оценивается в определенную сумму, и после этого мы обмениваем свои требования на долю. Тогда возникает другой вопрос: что делать с этой долей нефти? Опять экспортировать или пускать на четвертый НПЗ, который должен начать строиться и заниматься нефтехимией.
— Следующий вопрос касается жилья. Нацбанк поэтапно выходит из финансирования госпрограмм, в том числе программы льготной ипотеки «7-20-25». Между тем мы видим, что Отбасы банк с застройщиками запустил программу «30/70». Как вы считаете, как повлияет на рынок завершение одной программы и начало другой? Можно ли ожидать снижения цен на недвижимость?
— В тенге цена на недвижимость вряд ли понизится, потому что, с одной стороны, ее не хватает, а с другой стороны, чтобы цена упала, нужно, чтобы застройщики раскрыли информацию, сколько стоит постройка одного квадратного метра. Застройщики должны вести себя более рыночно. Нынешние льготные госпрограммы сильно лоббируют интересы застройщиков. Более того, я скажу, что у нас недостаточно строительных компаний. Практически несколько застройщиков контролируют весь рынок. Многие компании, которые строят, являются их подрядчиками. И эта ситуация вредит конкуренции, качеству и ценам.
В каком случае может снизиться цена? Во-первых, это стабилизация инфляции, во-вторых, это вложение бизнеса в производство строительных материалов. У нас сейчас производят цемент, бетон, кирпичи, частично арматуру. Однако этого недостаточно для внутреннего рынка, поэтому арматуру закупают в России и в Китае, цемент в Иране, в Кыргызстане, Узбекистане. Сейчас Узбекистан сам стал активно застраиваться, у них самих нехватка цемента.
Глядя на один и тот же состав, а ведь у нас еще значительный объем нелегального труда, рабочая сила приезжает из Узбекистана и Турции. Платят им схожую зарплату, тот же цемент узбеки закупают у нас. Так вот, при почти схожем наборе ингредиентов недвижимость в Казахстане гораздо дороже, чем в Узбекистане. В редких случаях жилые комплексы в Ташкенте могут быть дороже, чем в Алматы. Здесь возникает вывод: мы недостаточно требуем от застройщиков отчетности, она должна быть открытой. Почему? Потому что они участвуют в льготных программах, их проекты являются проектами общественного интереса, потому что туда заходят государственные деньги, правительство щедро разрешило «разбить копилку» — раскрыть закрома ЕНПФ. Поэтому хотелось бы обоснование от застройщиков, почему один и тот же квадратный метр одного класса жилья может стоить 300 тысяч тенге или в два раза дороже. При прочих равных, почему у нас дороже?
Отбасы банк и другие банки, которые работают с застройщиками по льготным программам, должны требовать от строительных компаний большей прозрачности.
— В Нацбанке заявляют о том, что он выходит из госпрограмм, то же время мы видим, что госденьги воскресают в программе Отбасы банка «30/70» с застройщиками.
— Да потому что у нас очень сильное строительное лобби, многие чиновники в нем участвуют, продвигают интересы стройкомпаний, значит, возможно, и лоббирующие такие программы чиновники являются бенефициарами. Это можно доказать с карандашом в руке, если было бы больше отчетности. С застройщиками также есть другие проблемы, государство недостаточно требует от них качество строительства. У нас практически половина жилого фонда низкого качества, бетон крошится уже через год после сдачи дома.
— 14 апреля исполнится ровно год с указа президента о возвращении активов. Как сообщили в минфине на официальный запрос, в рамках демонополизации в госсобственность вернулись пакеты акций ряда юрлиц, элитные авто и наличные деньги в сумме 100 млн долларов США и 2,49 млрд тенге. Вопрос: насколько данную работу можно назвать успешной?
— Я думаю, большего мы не могли достичь, потому что деньги из Казахстана на тот момент выводили законно. Тогда действовали такие законы, по которым можно было выводить средства. Поэтому их возврат потребует изменения законодательства, но насколько иностранные правоохранительные структуры воспримут их?
Например, когда выводят контроль над казахстанской компанией за границу. Это тоже вопрос: почему регулятор дал разрешение. Поэтому 100 млн долларов и 2-3 красивых мерседеса, возвращенных государству, это неплохое начало. Однако этого недостаточно. Опираясь на официальные и экспертные заявления, по разным подсчетам, было выведено порядка 100 млрд долларов. Если за год вернули 1 млрд, учитывая долю Казахтелекома, ЦТС и так далее, значит мы будем возвращать данные средства на протяжении 100 лет.
Есть еще один щекотливый, потенциально коррупционный вопрос, который может развратить молодое чиновничество: доли в коммерческих предприятиях, которые вернули под контроль государства – они должны или управляться специалистами, или быть проданы за рыночную цену. Кто будет управлять этими долями или кто и как будет выкупать эти предприятия – будет показателем готовности правительства бороться с коррупцией.
— Вы затронули тему законодательства. Разве оно было изменено?
— Сейчас над ним работают правоохранительные структуры, они оспаривают применение тех или иных норм при выводе средств, когда норма была неправильно применена, поэтому средства можно возвращать. Но это задача не правоохранительных структур, а юридических — министерства юстиции, Генеральной прокуратуры и, даже лучше, частных юридических фирм. Сформирована комиссия, но здесь следует сказать, что те люди, которые выводили средства, они не дураки, деньги выводили не обычным перечислением. Самый легкий способ, чтобы люди сами вернули эти средства, захотели их вернуть.
Если говорить о демонополизации, у многих государственных и квазигосударственных структур есть подрядчики, которые и сейчас продолжают выводить средства за границу в виде подрядных договоров за обслуживание и так далее. Возьмем то же КТЖ. Не то, что средства расхищаются, но возникает вопрос проведения аудита многих предприятий, которые сейчас оказывают услуги. Раньше даже стирка постельного белья в поездах была распределена на кого-то из знакомых, и кто-то на этом зарабатывал большие деньги. Так что очистка госбюджета от паразитов – не одномоментный акт, а скорее регулярный процесс, как гигиеническая процедура.
— Прокуратура Казахстана сообщила, что намерена вернуть в Казахстан контроль над группой Jusan. Позже стало известно, что группа подала иск в США на правительство Казахстана. В комментарии казахстанским СМИ в правительстве сообщали, что не получали повестку в суд. Если говорить об этом деле, по вашему мнению, кто стоит за тем, чтобы не возвращать активы банка под юрисдикцию Казахстана?
— Сейчас де-факто контроль над банком осуществляют люди, которые в настоящее время находятся на территории Казахстана. Надо, чтобы американский фонд вернул контроль над банком в Казахстан. Это ведь удивительно, что банк находится в нашей стране, а контролировался из-за границы, при этом регулятор не давал разрешение. Чтобы купить даже 10% банка, нужно разрешение регулятора, а на перевод контроля за границу тем более нужно разрешение.
Пусть это даже была не денежная сделка, а передача активов. Вопросов много. Поэтому то, что сейчас происходит с Jusan, должно решиться вне судебных разбирательств, а мирным договором, по возможности. Но мне кажется, мы не видим многих моментов, войны компроматов и других нюансов, о которых, вполне вероятно, никогда не узнаем.
— Расходы на обслуживание правительственного долга в 2023-2025 году составят 5,8 трлн тенге, что составит треть доходов бюджета в 2023 году. В минфине успокаивают, что так называемая «красная черта» еще не перейдена. Как вы считаете, назрел ли вопрос пересмотра методики определения госдолга? Как инфляция отразилась на платежах по обслуживанию госдолга?
— Во-первых, что такое расходы на обслуживание правительственного долга. Это 5,8 трлн тенге, часть из них выплачивается в ЕНПФ, потому что более 50% средств ЕНПФ инвестированы в государственный долг Казахстана — государственные ценные бумаги (ГЦБ).
Но я думаю, что стоит внимательно посмотреть на бюджетные расходы, важен даже не сам долг, а куда мы тратим занятые деньги. Часто бывает, что правительство идет на достаточно неоправданные инвестиционные проекты, оно активно участвует в бизнесе в застройке, и начинает напрягать квазигосударственный сектор, которому указывает построить Ледовый дворец в Таразе или крупные спортивные комплексы в Астане. Самый короткий путь к решению проблемы госдолга, это внимательно посмотреть, куда мы его тратим. Пока это не сильно влияет на инфляцию, на нее влияют не те деньги, которые мы платим из ЕНПФ, а те проекты, в которые мы вкладываемся чуть ли не безвозвратно, проекты, которые себя совершенно не окупают.
— В рамках проекта по повышению доходов сельского населения «Ауыл аманаты» микрокредиты будут выдаваться сроком до 5-7 лет под 2,5% годовых. На данную программу будет направлено 1 трлн тенге. Как вы оцениваете данную программу? Как считаете, сможет ли она качественно изменить жизнь на селе?
— Я думаю, что 2,5% — это очень низкий процент. Практически это благотворительная помощь сельскому бизнесу. Если в этом толк? Не попробуешь – не поймешь. Возможно, для личных подсобных хозяйств эти средства по 2,5% могут быть интересны, но я считаю, что поддерживать сельский бизнес необходимо натурно, не деньгами. Я знаю минимум 10 случаев, когда человек брал деньги на бизнес, а потом пустил их на той.
Также мое мнение, что надо не пытаться откупиться от сельчан низкими кредитами, а подумать над развитием села. Политику в Казахстане определяют городские жители. Для них село это место, где люди в пять утра встали, корову подоили, выгнали баранов пастись и больше ничем не занимаются. Своего рода внутренний колониализм. Сначала нам нужно понять, что сельские жители хотят жить так же, как в городе. Это не только образование, медицина, это и кафе, различные курсы, хороший Интернет. Толку давать деньги на то, чтобы человек просто купил животных, взял их на откорм. Это примитивизирует наших сограждан.
Я не знаю, когда последний раз инициатор такой программы был на селе. Нужно создать условия для бизнеса. Наше село заслуживает ни одного триллиона тенге, а гораздо больше, и не просто подарить им деньги, потому что 2,5% — это подарок, но и думать, куда они это вложат.
Я думаю, правительству стоит пересмотреть, что такое село, те люди, которые получают зарплату в Астане на левом берегу, должны хотя бы месяц пожить в селе, посмотреть, чего там не хватает. В селе есть деньги, но им не хватает элементарных условий: воды, электричества, связи и рабочих рук.
Поэтому я считаю, что данная программа, естественно, провалится. У нас на селе проваливается практически все программы. «Чистая вода» — провальная программа, «Три года поддержки аула» — на данной программе заработали все, кроме сельчан. Долгое время у нас была программа оптимизации сельских населенных пунктов, какие-то аулы просто закрывали, тогда надо правильно управлять миграционными потоками. В селе растут дети, для которых будущее – это только город. На этот триллион лучше бы открыли больше фельдшерских акушерских пунктов, стоматологий хотя бы в крупных селах. Триллион тенге потратят на скот, а качество жизни населения не вырастет.
— Спасибо за интервью.
Источник: inbusiness.kz
Оставить комментарий
